Небольшая квартирка в Тропареве. Две женщины, между ними на столике - диктофон. Хозяйка, бодрая седая дама, говорит по-русски совсем чисто, лишь звук «л» как-то сам собой смягчается:

Я родилясь на берегу Бискайского зальива…

Ей 89 лет, ее зовут Виртудес Компань Мартинес. В 1937 году ее привезли в СССР, спасая от войны. Испанцы образно называли таких детей «бегущими от грозы».

Дедушка гостьи, молодой хрупкой шатенки, тоже испанец, нашедший спасение в Советском Союзе, только он приехал сюда будучи взрослым. Анна Фернандес - ведущий специалист Российского государственного архива фонодокументов. Она изучает историю «испанских детей» и записывает их воспоминания.

ПРИНЯТЬ ПОД КРЫЛО

18 июля 1936 года в Испании началась Гражданская война: националисты во главе с Франко выступили против республиканского правительства. Вскоре стало ясно - прокормить сирот и тех, чьи родители ушли на фронт, будет тяжело. Надо хотя бы часть детей вывезти в дружественные страны - Францию, Бельгию, Мексику... И в Советский Союз, который оказывал республиканцам гуманитарную и военную помощь.

28 марта 1937 года страна приняла первую партию «бегущих от грозы» - группу из 72 детей, - говорит Анна Фернандес. - Их отправили подлечиться и отдохнуть в Артек, а 15 августа перевезли в Москву. 24 июня прибыла вторая партия, самая большая - 1505 человек. Потом было еще несколько.

Историк Андрей Елпатьевский подсчитал, что СССР приютил около 3 тысяч детей. Публицист Елена Висенс отыскала в архиве Коминтерна документ от 27 декабря 1938 года. В нем говорится, что, узнав о количестве спасенных, Сталин обронил:

Мало, надо больше детей привезти.

СЛАДКИЙ ОСАДОК

Многие советские люди были готовы принять маленьких беженцев в семьи. И кое-кого приняли, но статистики по усыновленным испанцам нет. Абсолютное большинство детей прошли через казенные учреждения. С самого начала было решено, что их не будут распределять по обычным детдомам - для них создадут специальные заведения, с частично испанским персоналом. Из 15 домов, открытых в СССР к 1938 году, два находились в Москве: один в Шелапутинском переулке, 1, другой - на Большой Пироговской, 13. В 1940 году детдом на Пироговке превратили в Дом испанской молодежи - что-то вроде интерната для юношей и девушек от 17 лет до 21 года.

Франциско Мансилья Карамесу 91 год. Он возглавляет Испанский центр в Москве - организацию, которая объединяет «бежавших от грозы» и их потомков. Франсиско до сих пор не может забыть, как его, 11-летнего мальчика, привезли в детдом на Пироговке.

Это был настоящий дворец - с садом, футбольным полем, - вспоминает Франциско. - Я подумал, как же прав был мой отец, убежденный социалист, говоривший: «СССР - это рай для пролетариата».

В «испанских» детдомах Москвы, Ленинграда и Киева условия и впрямь были роскошными (в провинции - похуже). По данным Елены Висенс, на каждого воспитанника отпускалось в 2,5–3 раза больше средств, чем на советского ребенка в обычном детдоме. Курировал испанцев Всесоюзный центральный совет профсоюзов (ВЦСПС) - организация, существовавшая с 1918 по 1990 год. Через него же, по официальным сведениям, поступали деньги на их содержание. Андрей Елпатьевский считает, что это была маскировка: «Единственным источником финансирования испанских эмигрантов был государственный бюджет».

СССР снабжал пиренейских гостей щедрее, чем своих граждан, но, конечно, оценить эту разницу могли только взрослые. Например, бывший командир корпуса республиканской армии Мануэль Тагуэнья, приехавший в 1939 году учиться в Военную академию имени Фрунзе. Однажды директор дома отдыха в столовой подошел к Мануэлю и к группе других испанцев и, пытаясь за усмешкой скрыть смущение, попросил:

Дорогие компаньерос… Вы сахар-то или размешивайте или вприкуску, что ли, ешьте…

Испанцы переглянулись. Директор, еще больше смутившись, объяснил: русским посудомойкам невмоготу видеть чашки с толстым слоем нерастворившегося осадка. Сахар, который в доме отдыха стоял на всех столах и который испанцы сыпали себе в кофе не глядя, в городе был страшным дефицитом…

БЫЛИ ШАХТЕРЫ - СТАЛИ СЕНЬОРЫ

«Испанские дети» стали любимцами советских журналистов. Черноглазые очаровашки тянут руки на уроках, читают стихи Пушкина, слушают приехавшего к ним в гости Чкалова… Да, все это было. Но были и сложности, о которых тогда не писали.

Юные мачо, не знающие ни слова по-русски, со специфическим менталитетом, да еще и травмированные войной, оказались для педагогов крепким орешком. Искусственно созданный мирок, состоявший наполовину из соотечественников, замедлял интеграцию и консервировал многие проблемы.

Девятилетнюю Виртудес Компань Мартинес и ее двенадцатилетнюю сестру пришлось записать в один класс: на родине обе девочки успели отучиться в школе всего по году. Из остальных 18 детей в их классе шестеро не умели ни читать, ни писать на родном языке.

Испания значительно отставала от СССР по уровню образования и технического развития, - объясняет Анна Фернандес. - Мой дедушка, родившийся в рабочей семье, сумел окончить всего четыре класса.

Привезенные с родины социальные и региональные комплексы долго не удавалось вытравить. За обедом представители нацменьшинств - астурийцы и баски - устраивали жестокие драки на вилках. Выходцы из бедных семей враждовали с «богачами». Примирялись все на уроках - совместно устраивали такой тарарам, что учителя за голову хватались.

В 1946 году руководство подмосковного детдома № 1 в отчете расписывалось в своей беспомощности: «Элементы экспансивности, доходящие до состояния аффекта, испанцами рассматриваются как явление национальное…» А ведь ребята к тому времени жили в СССР как минимум девять лет! Видимо, физическое созревание у испанцев начиналось раньше, чем у их советских сверстников, и это добавляло трудностей. Член ЦК испанской компартии Энрике Кастро Дельгадо, навестивший соотечественников в одном из ленинградских детдомов, оставил в отчете выразительную фразу: «Сексуальная проблема есть настоящий рак».

Штаты детдомов были раздуты - на двух воспитанников приходился один человек из персонала. От излишней опеки отпрыски шахтеров и крестьян возомнили себя сеньорами. Они взрывались, если их пытались привлечь к самым легким работам по самообслуживанию - подмести спальню, подежурить в столовой.

Как же на них находили управу на родине? Очень просто - лупили, ставили коленями на горох. Советские педагоги ужаснулись, когда испанские коллеги стали применять у них на глазах национальные методы. К чести наших учителей, они до подобного не опускались.

«ИХ… МИЛИЦИЯ РЕДКО ЗАДЕРЖИВАЕТ»

После войны испанских детдомов стало меньше, и все они были сосредоточены в Московской области. Контингент сокращался - беженцы вырастали. В 1951 году закрыли последний специальный детдом, находившийся в Болшеве.

Большинство испанцев получили образование и профессию. Виртудес Компань, например, до пенсии работала редактором в издательстве, а Франциско Карамес - сначала агрономом, а потом переводчиком. Но, увы, были и те, у кого жизнь сложилась не так удачно.

В 1945 году в Москве изловили банду из 24 воров. Парни были, как на подбор, смуглые и черноволосые. Оказалось - испанцы! Член президиума ВЦСПС Е. Г. Шульга (расшифровать инициалы не удалось) с возмущением писала начальнику уголовного розыска Москвы, что разбойники еще и пытаются разлагать своих порядочных земляков: «...хвастают своей «легкой работой» и тем, что их как испанцев милиция редко задерживает». Почему «дяди Степы» проявляли такую толерантность? Может, боялись скандала? Из деток, которых за восемь лет до этого осыпали в портах цветами, получились воры. Это ж какой удар по репутации советской педагогики!

В том же 1945 году ВЦСПС выяснил, что многие его подопечные работают на заводах спустя рукава, прогуливают, воруют. 60 самых злостных нарушителей отправили в тюрьму, а тех, кто еще не окончательно свернул на кривую дорожку, решили поддержать: велели местным профсоюзам в первые полгода работы выплачивать им дотации, выдавать по ордерам одежду и обувь.

ВОЗВРАЩЕНИЕ С ПРИДАНЫМ

Гражданская война закончилась 1 апреля 1939 года поражением республиканцев. Однако многие эмигранты - и взрослые, и маленькие - не собирались навсегда оставаться в СССР. Одни надеялись, что репрессии на родине их не коснутся, другие хотели воссоединиться с близкими, которые бежали в Латинскую Америку. Но Советский Союз всячески препятствовал выезду. Это легко понять - в их воспитание и обучение было вложено столько сил, как же после этого отпустить их в недружественную страну?

Конечно, разлука с кровной семьей для испанских детей была трагедией, психологической травмой, - рассуждает Анна Фернандес. - Однако вряд ли на родине их в тот период ожидало такое уж хорошее будущее. Сразу после окончания Гражданской войны семьи республиканцев считались «неблагонадежными», многие жили на грани нищеты. А здесь испанские дети смогли получить достойные знания, о них заботились. Тем, у кого годы спустя все же появилась возможность вернуться, образование, полученное в СССР, очень помогло реализоваться профессионально.

После конца Второй мировой войны объявили послабление, и до января 1947 года около 150 человек выехали в Мексику. Руководство ВЦСПС выдало им «23 драповых пальто, 19 бостоновых костюмов, 4 шелковых платья, 26 пар мужского белья <…> 46 пар чулок и носков». Хорошее приданое для разоренной войной страны. Это были представительские расходы: чтобы испанцы не ударили в грязь лицом перед заморской родней.

В 1956 году эмигранты стали уезжать уже на родину - за 4 года выбыло почти 1900 человек. Вторая волна исхода началась в 1977 году, когда умер Франко. А третья - в 1990-е годы. Тем не менее даже тогда не все испанцы сбежали. А некоторые, уехав, вернулись.

- «Советские испанцы» привыкли к насыщенной духовной жизни, к музеям и театрам, - рассказывает Анна Фернандес. - Соотечественники казались им… людьми из другого мира, что ли. А еще им больно было слышать, когда кто-то при них начинал ругать их вторую родину, Россию...

Согласно подсчетам Испанского центра каждый третий «бежавший от грозы» вообще не поддался соблазну уехать. «Не хочу, чтобы моя русская жена пережила то, что когда-то перенес я», - заявил Мануэль Перейра, ныне покойный московский инженер. Наверное, его земляки, которые предпочли остаться на новой родине, подписались бы под этими словами.

ЦИФРА

69 «испанских детей» , привезенных в 1937–1939 годах, проживает сегодня в России, из них 37 - в Москве.

КСТАТИ

Во время и после Гражданской войны 1936–1939 годов в Советский Союз также эмигрировало около 5 тысяч взрослых испанцев. Около 780 эмигрантов добровольно участвовали в Великой Отечественной войне, не менее 280 из них погибли или пропали без вести. Командир пулеметной роты Рубен Ибаррури (1920–1942), сын генерального секретаря компартии Испании Долорес Ибаррури, посмертно стал Героем Советского Союза.

В Испании нас именуют «детьми войны», а в России называли «советскими испанцами». Некоторые мои товарищи опубликовали свои воспоминания. Другие уже никогда ничего не напишут: одни погибли на фронтах Великой Отечественной, другие умерли от болезней и старости. Наши заметки посвящены им, а также великому народу России, воспитавшему нас. Вирхилио де лос Льянос

Как сложилась судьба испанских детей, вывезенных из воюющей страны в советский союз в 1937 — 1938 годах

В праздничные победные майские дни к нам в редакцию приходило много писем от ветеранов. В нашей специальной рубрике «Дети войны» знаменитые артисты и другие известные люди рассказывали о том, что значила война в их судьбе, делились своими детскими воспоминаниями о тех страшных годах. Были десятки писем и звонков, но одно письмо нас особенно поразило. Оно пришло из Испании, из города Валенсии, от человека по имени Вирхилио де лос Льянос Мас.

Сегодня, наверное, мало найдется людей, для которых слова «испанские дети» или «дети Испании» имеют какой-то особый смысл. Образованные вспомнят, быть может, Хемингуэя — «Прощай, оружие!», самые продвинутые — эпизод из фильма Тарковского «Зеркало» — о детях, которых привезли в 1938 году из воюющей Испании в Советский Союз. Вирхилио был одним из этих детей. Одним из пятисот, попавших в Ленинград. Они считают Советский Союз своей второй родиной, судьба нашей страны и сегодня им не безразлична. Сеньор Вирхилио рассказал нам о том, что в 1967 году в «Вечернем Ленинграде» вышла статья известного журналиста Эдуарда Аренина о детях Испании. Мы срочно бросились в Публичку — искать. И вот — статья у нас. Мы решили опубликовать ее. А сеньор Вирхилио де лос Льянос расскажет нашим читателям о том, как сложилась судьба испанских-советских детей, что стало с ними по прошествии всех этих лет.

Известный энергетик, кавалер ордена Ленина за вклад в сооружение Куйбышевской ГЭС, заслуженный строитель РФ Вирхилио де лос Льянос Мас — автор книги «Ты помнишь, tovarisch?..».

Отец Вирхилио, в честь которого его назвали, — Вирхилио Льянос Мантека, социалист, участник Испанской гражданской войны (1936 — 1939 гг.) Мать — актриса Франциска Мас Рольдан — накануне путча генерала Франко уехала с театром на гастроли в Аргентину; антиправительственный мятеж и война отрезали ее от детей. Вирхилио встретился с матерью лишь спустя 34 года. Опасаясь за жизнь детей, отец отправил их в СССР с одной из последних экспедиций незадолго до разгрома Республики.

Живя в Советском Союзе, Вирхилио занимался переводами на испанский, преимущественно книг технического и научного характера. Здесь он нашел свою единственную, на всю жизнь любовь — супругу Инну Александровну Кащееву.

Сегодня мы начинаем публикацию воспоминаний Вирхилио де лос Льяноса Маса

Четыре экспедиции

Жестокий гражданский конфликт 1936 — 1939 гг. в Испании, в пламени которого сгорели жизни миллиона человек, был прелюдией Второй мировой войны. Были стерты с лица земли баскские города Дуранго и Герника. Мученичество этих городов Пабло Пикассо увековечил в эпическом полотне «Герника».

Чтобы уберечь детей от бомбежек, голода и других ужасов войны, Республика отправляла их в Мексику, Канаду, Францию, Англию, СССР и другие страны. По соглашению с правительством СССР в Советский Союз отправили около 3000 детей в составе четырех экспедиций.

Первая, с 72 детьми из Мадрида, Андалусии и Валенсианского Сообщества, отправилась в апреле 1937 года из порта Аликанте в Ялту на борту парохода «Кабо де Палос». Корабли с детьми охраняли англичане; небо над Бильбао стерегла эскадрилья советских истребителей «И-15». Испанцы ласково называли их «чатос» — «курносые». Советские летчики не позволили немецким бомбардировщикам легиона «Кондор» уничтожить детский конвой.

Вторая экспедиция в Россию вышла из порта Сантурсе в Бильбао на рассвете 13 июня 1937 года. Пять дней спустя под угрозой окружения армия басков-республиканцев вынуждена была оставить Бильбао. Дети прибыли в Ленинград 23 июня 1937 года. Рискованный выезд из порта Хихона третьей экспедиции — французского каботажного суда «Деригерма», на борту которого находились 1100 детей астурийских горняков и басконских металлистов, а также их счастливое прибытие в Ленинград на теплоходе «Феликс Дзержинский» как раз и описал в хронике Эдуард Аренин.

Последняя, четвертая экспедиция из 300 испанских детей начала свой дальний путь в Россию 25 ноября 1938 года. На автобусах из Барселоны детей везли до границы с Францией, затем на поезде доставили в порт Гавр. Там у причала их ожидал теплоход «Феликс Дзержинский». Дети прибыли в Ленинград 5 декабря, за три месяца до поражения Республики.

В составе последней экспедиции приехал в Ленинград автор этих строк, Вирхилио Льянос, моя старшая сестра Кармен и младший брат Карлос.

Нас очень тепло встречали. Прибытие экспедиций в Ленинград каждый раз становилось праздником солидарности советских людей с героическим испанским народом. Испанцев приняли детский дом № 8 на Тверской, детдом № 9 — на проспекте 25-го Октября (он впоследствии стал Домом молодежи). Детские дома № 10 и 11, для самых маленьких, расположились в Пушкине.

Уже в 1956 году, когда первые из нас вернулись на родину, в порту их встречала толпа журналистов, ожидающих сенсации: обрусевшие, потерявшие родной язык эмигранты. Вряд ли они были готовы увидеть такое количество образованных, культурных людей, великолепно владеющих родным языком, у которых находились лишь добрые слова в адрес Советской страны...

Испанцы, выросшие в СССР, никогда не забудут, что в 1936 — 1939 годах великодушие советских людей спасло нас от верной смерти.

Позвольте мне обратиться к вам, дорогие жители города на Неве, читатели «Вечернего Петербурга». Мы, постаревшие дети войны, очень старались написать для вас эту хронику. Вот уже три месяца телефоны в наших квартирах в Валенсии, Мадриде, Бильбао, Хихоне звонят с утра до вечера. Электронная почта тоже не дремлет. Кажется, мы даже помолодели, вспомнив себя мальчишками, которым поручена подготовка детдомовской стенгазеты.

Прощай, Испания, здравствуй, Россия!

Остро вспоминается один эпизод, последний из моего детства. Мне только что стукнуло тринадцать. Границу Испании с Францией в Порт-Боу в ноябре 1938 года переходим мы — триста девочек и мальчиков; последними из детей Республики мы отправляемся в Советский Союз. Тащим свои немудреные чемоданы четырнадцатилетняя Кармен, одиннадцатилетний Карлос и я.

Из Барселоны выехали на автобусах. По дороге несколько раз вынуждены были выбегать из автобусов и укрываться в придорожных канавах — фашистская авиация совершала облеты этих мест. Мучили голод и жажда, нас покрывала дорожная пыль. Вскоре показался Порт-Боу, последний клочок родной земли. Испанские пограничники обняли нас и подняли в прощальном приветствии сжатые кулаки: счастливого пути! Французские жандармы обыскали каждого, спрашивая, везем ли мы золото.

На железнодорожной станции нас ожидали советские представители, они первым делом повели нас на обед в ресторан. Господи — это был настоящий пир! Потом на поезде нас повезли в Париж, оттуда — в Гавр. Здесь стоял на якоре теплоход «Феликс Дзержинский». На мачте развевался алый флаг с серпом и молотом.

Плавание было нелегким и для пассажиров, и для экипажа теплохода «Феликс Дзержинский». Экипажу пришлось много дней и ночей выполнять функции нянек и воспитателей, официантов и медбратьев. По ночам в тишине я молча глотал слезы. В 13 лет плакать еще допустимо...

В страшном ноябрьском море я прощался с детством, которое неумолимо удалялось...

За спиной оставалась узкая улочка СанКосме и Дамиан мадридского района Лавапьес; здесь, на четвертом этаже, родители снимали угловую квартиру.

Мы с братом Карлосом учились в школе дона Феликса на первом этаже нашего дома, а сестра Кармен посещала школу доньи Рамоны на втором этаже. У дона Феликса, под угрозой его больно бьющей линейки, я научился скороговоркой нараспев называть основные европейские столицы и усвоил таблицу умножения. Освоил я также на практике запуск модели паровой машины Уатта, в результате чего до сих пор с гордостью ношу шрам от ожога. Еще я научился рисовать с натуры кроликов, которых мы то и дело радостно выпускали из клеток.

Вдалеке пропал краснолицый пономарь церкви Сан-Лоренсо, гонявшийся за детьми и больно хлеставший наши голые ноги хворостиной. «Преступление» обычно состояло в попытках взобраться на церковный забор.

Ненавистный пономарь проводил больше времени в таверне, чем в церкви. Так что статной тете Эльвире нетрудно было вычислить его местонахождение. Она любила племянников как родных детей. Увидев нас с братом зареванными и в ссадинах, она устремилась в таверну. Там, под одобрительные крики посетителей «браво, Эльвира!», тетушка схватила со стола пономаря бутылку и вылила содержимое ему на лысину. За словом тетя в карман не лезла — назвала мучителя сыном не самой лучшей матери и предупредила: тронь он нас еще раз — она разобьет бутылкой его башку...

В детстве остался приветливый сосед, которого все звали «дон Хулио — социалист». Помню: мне лет шесть, он громко кричит на всю улицу: «Да здравствует Республика!»

Больше всего я тревожусь о здоровье младшего брата, неподвижно лежащего на нижней койке. Он смотрит на меня, в его глазах немой вопрос: «Когда же это закончится, Вирхилио?» Он привык доверять мне. Несколько месяцев назад в Барселоне, где мы жили последний год перед отъездом, Карлоса одели в гипсовый корсет. Жесткий гипс защищал слабый позвоночник от возможных деформаций. Болезнь брата была вызвана голодом. При прощании плачущая тетя Рубия сказала нам с сестрой: «Берегите Карлитоса! Он очень болен и может остаться инвалидом!»

Держа курс на Ленинград, «Феликс Дзержинский» вошел в канал, показавшийся мне тихим оазисом в бушующем море. Здесь нас уже не тошнило. Армандо Виадью, старший из трех братьев-каталонцев, плывущих с нами в каюте, говорит, что канал зовется Кильским и пересекает нацистскую Германию. И действительно, бетонные берега украшены свастиками. Все вокруг серое: небо, вода, суша. Хищные свастики меняют мое отношение к Кильскому каналу, который перестает казаться мирным оазисом.

На подходе к крепости Кронштадт навстречу нашему теплоходу вышли два советских военных корабля с праздничными флажками на мачтах. На палубах играли оркестры — моряки приветствовали героический испанский народ, принявший на себя первый бой с фашизмом.

В Испании в те годы был необычайно популярен фильм «Мы из Кронштадта». Мои друзья и я смотрели его несколько раз. Помню затихший зал кинотеатра «Гойя»; каждый раз теплилась надежда, что симпатичный русый моряк, игравший на гитаре, спасется и не будет казнен. А сейчас мы плыли в тех самых водах, в которых погиб наш любимый киногерой.

В ленинградском порту стоял пронизывающий холод. Несмотря на это, толпы людей пришли нас встречать.

(Продолжение следует)

28 сентября 1956 года Сесилио Агирре Итурбе(Cecilio Aguirre Iturbe) наконец-то смог разглядеть с палубы битком набитого грузового судна «Крым» очертания порта Валенсии. 20 лет из своих 27 он прожил в Советском Союзе, с тех самых пор, как в разгар Гражданской войны в Испании был вместе с братьями и сестрами эвакуирован из порта Сантурсе в Бильбао в надежде, что это ненадолго. То была удивительная высадка: пожелавшие того испанцы возвращались на родину из «социалистического рая», но их не встречал ни один представитель властей, а барселонская газета La Vanguardia только на следующий день написала об этом на четвертой странице. Тем не менее, сами «возвращенцы» выглядели взволнованными, а Итурбе не удержался от возгласа «Да здравствует Испания!» в скомканном заявлении для прессы. Он не знал еще, что самое трудное было впереди.

Подробную историю большой операции по возвращению двух тысяч испанцев, высланных в Россию, еще предстояло написать. Журналист Рафаэль Морено Искьердо (Мадрид, 1960) в течение многих лет изучал архивные документы и собирал личные свидетельства, чтобы рассказать эту трогательную, странную и грустную историю в книге «Дети России» (Crítica, 2016), которая появилась на полках испанских книжных магазинов. Детали этой масштабной операции во время холодной войны, которая заставила сотрудничать две идеологически враждебных друг другу державы с сомнительным результатом. «Наивно пытаться охарактеризовать возвращение испанцев в Советский Союз как успех или провал. На самом деле речь шла о неисполнимой мечте, уже хотя бы потому что за прошедшее время слишком многое изменилось, и возвращались они совсем не туда, откуда уезжали. Это была, скорее, попытка переосмыслить собственное существование, границы, которые нас разделяют или соединяют, то, о чем мы тоскуем и сожалеем». Кстати, вернулись не только дети, которых родители отправили в СССР подальше от ужасов войны, но и политические ссыльные, моряки, пилоты и дезертиры из «Голубой дивизии». И еще несколько шпионов. Не все они смогли адаптироваться.

El confidencial: В 1956 году, в разгар холодной войны два враждебных друг другу государства — Испания и СССР — заключили соглашение о репатриации тысяч испанцев. Кто уступил тогда и почему?

Рафаэль Морено Искьердо (Rafael Moreno Izquierdo): На тот момент Советский Союз был более заинтересован в проведении такой операции, потому что, как и Испания, стремился к большей открытости после смерти Сталина и с приходом Хрущева. Желая создать имидж более свободной страны, СССР, вопреки мнению Испанской Коммунистической Партии, способствовал возвращению испанских беженцев. Франко до конца не мог поверить в это, и в первый рейс отправил двух агентов, переодетых врачами «Красного креста». Но они опоздали, и судно ушло без них. Диктатор поначалу принял прибывших с недоверием, но быстро понял, что тогда, в середине пятидесятых, когда режим начинал понемногу либерализоваться, он тоже может использовать эту операцию в рекламных целях.

— Как жили эти дети в послевоенном СССР? Они действительно хотели уехать, или это была, скорее, идея их родителей?

— В России было три больших группы испанцев. Те, кто приехал детьми в возрасте от трех до четырнадцати лет, политические эмигранты и моряки и пилоты, которые проходили обучение в СССР на момент окончания гражданской войны в Испании и вынуждены были там остаться. Больше всего стремились уехать и боролись за это так называемые «дети войны», которые, хоть и были воспитаны как образцовые советские граждане, как авангард коммунизма, готовый к действию, как только падет франкизм в Испании, чувствовали себя испанцами и мечтали о возвращении на родину вне зависимости от ее политического режима. Их родители, оставшиеся в Испании, поддерживали с ними контакт, но по возвращении оказалось, что они друг друга не понимают. Все изменилось, и вновь прибывшим приходится сталкиваться с многочисленными трудностями, особенно женщинам, которые в СССР смогли получить высшее образование и были независимыми, и которые вдруг оказались в консервативном обществе, где женщина может открыть банковский счет только с разрешения супруга.

— В книге Вы рассказываете, что правительство Франко в тот период возрождения политических волнений, более всего беспокоило в репатриации именно угроза режиму. Был ли повод для беспокойства? Среди репатриантов были агенты или шпионы коммунистов?

Контекст

Забытые испанские «дети войны»

Público.es 02.11.2013

Испанские «дети войны» просят Рахоя о помощи

Público.es 24.11.2013

Испания вверяет свою судьбу Мариано Рахою

ABC.es 21.11.2011 — Возвращение «детей войны» совпало с очень специфическим моментом истории. Компартия Испании, по настоянию Москвы, только что изменила стратегию и прекратила вооруженную борьбу и предпринимала попытки встроится во франкистскую систему, чтобы нанести удар изнутри. В это же время происходят первые выступления профсоюзов, первые забастовки и манифестации. И в этот момент прибывают две тысячи испанцев, долгое время проживших в СССР, воспитанные во враждебной коммунистической идеологии, которые должны влиться во все слои испанского общества. Неудивительно поэтому, и даже закономерно, что Франко был напуган. Более того, в то время в стране действовал закон, запрещавший масонство и коммунизм, а любая политическая активность преследовалась. В ходе своего расследования я выяснил, что, хотя большинство вернувшихся интегрировались вне зависимости от политики, были группы, имевшие — добровольно или по принуждению — инструкции от Компартии Испании, сотрудничали с ней, и некоторые оказались из-за этого за решеткой. Я нашел документы, по которым можно проследить всю цепочку, кому они подчинялись, а также свидетельства того, что КГБ внедрило как минимум десятерых агентов под видом «детей» для сбора информации. Некоторое время они бездействовали, чтобы не привлекать подозрений, чтобы впоследствии сотрудничать с Россией и даже вернуться туда. Но таких было мало.

— ЦРУ сыграло ключевую роль в последующем, и, как Вы говорите, враждебном, наблюдении за репатриантами. Американский антикоммунизм был тогда еще более параноидальным, чем испанский?

— Для ЦРУ это возвращение явилось одновременно проблемой и решением проблемы. Проблемой — потому что американские базы с ядерными бомбардировщиками уже были размещены в Испании и могли стать объектами советского шпионажа. Но при этом никогда еще столько людей не появлялись одновременно из-за «железного занавеса», предварительно прожив там длительное время. Их допросили всех, все две тысячи человек, и узнали о секретных городах, о существовании которых никто не подозревал, о военных заводах, системах баллистических ракет, самолетах, электростанциях… Репатрианты стали лучшим источником информации для ЦРУ по все время холодной войны. Нет данных о том, применялись ли физические пытки во время допросов, чаще речь шла о наградах в виде жилья, работы, закрытия личного дела. Мы знаем также, что их настраивали друг против друга путем угроз.

— Как встретили этих «детей России» дома?

— Это очень любопытно, потому что режим пытался не дать этому большой огласки, чтобы все прошло незамеченным, поэтому никаких официальных лиц для встречи первого судна послано не было, а последующие рейсы даже не попали в прессу. В некоторых провинциях, в частности, в Астурии и Стране Басков, автобусы с репатриантами встречали с большой радостью. В обществе поначалу их считали «красными» и избегали общения. Но вскоре ситуация изменилась, потому что большинство из вернувшихся не стали заниматься политикой и жили обычной жизнью, получали субсидии для приобретения жилья, и им был предоставлен доступ к государственной службе. Этот процесс прошел так спокойно, что сегодня об этом практически никто не помнит.

— А что произошло с теми, кто не смог приспособиться и даже вернулся в СССР? Это кажется странным, ведь, в конце концов, испанская диктатура была менее жесткой, чем советский тоталитаризм. Я уж не говорю о климате…

— Тут сыграли роль несколько факторов. Те, кого испанская полиция окрестила «туристами», ехали в Испанию повидать родных, но с намерением вернуться в СССР. Испанские власти знали, что довольно значительная группа людей не собирается оставаться. Еще часть испанцев ехала без сопровождения своих семей, которым в Союзе не дали разрешения на выезд — в основном советским мужьям испанок, но не наоборот. И многие из этих испанок вернулись к мужьям. А еще были люди, которые просто не отдавали себе отчета в том, как изменилась их страна за это время. Они были воспитаны в стране с плановой экономикой, где не нужно было бороться за работу и не страшно было ее потерять, но в зарождающейся капиталистической системе Испании цены не были фиксированными, как в России. Им приходилось бороться за выживание, и это было слишком тяжело.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

70 лет назад, 18 июля 1936 года, в Испании разразилась гражданская война. Восемь месяцев спустя, весной 1937 года, в Советский Союз из Валенсии прибыл первый корабль с 72 испанскими детьми-беженцами на борту. Но это было только начало.

Уже следующий корабль, Sontay, пришвартовавшийся в Кронштадте в июле, привез в Советскую Россию 1499 ребят разного возраста: от 3 до 15 лет. Позже, в 1938 и 1939 годах, еще несколько судов из Валенсии, Сантурсе и Хихона с детьми и их воспитателями пришли в Кронштадт и Одессу. Так началась долгая эмиграция более 3 тысяч испанских детей, для многих из которых она так никогда и не закончилась.

Меня очень часто спрашивают: "Висенс, откуда такая фамилия? Прибалтийская?" Когда я отвечаю: "Нет, испанская, у меня отец испанец", почти всегда мой собеседник говорит: "А, это из тех, "испанских детей"?" Да, из тех, детей гражданской войны. Хотя они уже давно не дети, их продолжают так называть. Из более чем 3 тысяч мальчишек и девчонок, которых вывезли из-под бомбежек в Мадриде, Бильбао, Валенсии, Хихоне и привезли в СССР, в России и странах СНГ осталось около трехсот. Многих уже нет в живых, но многие вернулись в Испанию.

За годы Гражданской войны в Испании из страны выехало более 34 тысяч детей. Помимо СССР испанских детей принимали такие страны, как Англия, Франция, Бельгия, Швейцария, Голландия, Аргентина и Мексика. Большинство детей вскоре вернулись на родину, но на чужбине надолго задержались те из них, кто эмигрировал в Мексику и особенно в Советский Союз. Но если испанским иммигрантам в Мексике было легче, хотя бы потому, что языковая среда была той же, что и на родине, то иммигрантам, попавшим в СССР, пришлось многое пережить, прежде чем они смогли адаптироваться к советским реалиям. Многие из них так и не обрели в СССР новой родины.

Реэмиграция и "русиньоль"

Первая волна реэмиграции относится к 1956 году, когда в Москве было открыто торговое представительство Испании (дипломатические отношения между СССР и Испанией были восстановлены только после смерти генерала Франко). Но большая часть "советских испанцев" вернулась на родину лишь в конце 70-х, начале 80-х годов. Многие из них по сей день скучают по России, скучают, как ни странно, по зиме, по снегу и, конечно, по черному хлебу, квашеной капусте, соленым огурцам и сметане.

Любопытно, что большинство испанцев, из-за особенностей фонетики, слово "сметана" выговаривают на свой лад, прибавляя в начале слова звук [э] - "э-сметана".

Дома, в Испании, они продолжают говорить между собой по-русски или на смеси испанского и русского - "русиньоль". Многие реэмигрировавшие испанцы приезжают в Россию на студенческие юбилеи.

Моему отцу повезло - вместе с ним и его старшим братом в Москву приехала и их мама, моя бабушка, Мариа Луиса Гонсалес. Мой дедушка, Хуан Висенс, остался в Париже, где он работал при посольстве республиканской Испании в отделе культуры. Позже, в 1940-м, ему пришлось бежать от фашистов, но не на восток, к семье, а на запад, в далекую Мексику.

Отец и дядя всю войну прожили в одном из детских домов. Если в большинстве стран, приютивших у себя юных испанских эмигрантов, дети в основном распределялись по семьям, то в Советском Союзе были созданы специальные детские дома-интернаты, в которых дети жили и учились. При них были как испанские, так и советские воспитатели, преподаватели и врачи. Курировал деятельность детских домов созданный при Наркомпросе отдел детских домов специального назначения.

Лучше чем в "Артеке"

К концу 1938 года в СССР было 15 детских домов для испанских детей: десять в РСФСР (среди которых один - №10 в городе Пушкине под Ленинградом - специально для дошкольников), а пять других - на Украине. В России детские дома в основном были созданы на базе домов отдыха ВЦСПС под Москвой и Ленинградом. На Украине детские дома были расположены в Одессе, Херсоне, Киеве, Харькове и Евпатории.

Во время Великой Отечественной войны большинство детских домов для испанских детей были эвакуированы в Среднюю Азию, Башкирию, Поволжье, на Северный Кавказ и в Грузию. Весной 1944 года более тысячи детей вновь привезли в Подмосковье, часть осталась в Грузии, Крыму, Саратове.

Финансированием детских домов занимался ВЦСПС, а курировали детские дома многие организации, от ЦК комсомола и ЦК профсоюза дошкольных учреждений и детдомов, до Наркомздрава и Наркомпроса. Нормы содержания одного воспитанника испанского детского дома до войны были в 2,5-3 раза выше, чем для воспитанников обычного советского детдома. Летом детей вывозили на юг в пионерские лагеря, в том числе в знаменитый лагерь "Артек".

Бабушка (кстати, первая женщина в Испании, получившая разрешение от самого короля на поступление в университет), преподавала в детдоме испанский, а после войны, когда ей не разрешили выехать с детьми из СССР, чтобы воссоединиться с мужем, она развернула бурную деятельность по пропаганде испанского языка и культуры: создала кафедры испанского языка в нескольких московских вузах, в том числе в МГУ, где преподавала на филологическом факультете вплоть до своего отъезда на родину в 1976 году. Впервые после долгой разлуки бабушка и дедушка смогли увидеться только после смерти Сталина, в конце 50-х, когда дедушка приехал из Мексики в Москву.

В отличие от большинства "испанских детей", мой отец решил в Испанию не возвращаться. А вот его ближайший детдомовский друг Тери вернулся в Испанию в числе первых реэмигрантов. Но судьба распорядилась так, что жизнь Тери все равно навсегда связана с Россией. Еще в юности он женился на девушке Кармен, тоже из числа "испанских детей". Жили они в коммуналке в Черемушках с русскими соседями - тоже молодоженами. В обеих семьях почти одновременно появились первенцы - у испанцев сын Антонио, у русских - дочь Татьяна. Тери и Кармен вместе с годовалым Антонио вернулись в Барселону в 57-м году. Много лет спустя, в начале 80-х, Тери приехал с повзрослевшим сыном в Москву - повидаться с друзьями юности. Через год Татьяна поехала погостить в Барселону к друзьям родителей. Да так там и осталась. У Тани и Тони уже двое детей.

23 июня 1937 г. в СССР прибыл пароход «Сантай» с группой испанских детей из семей республиканцев, которых вывезли из страны во время Гражданской войны. Всего в разные страны из Испании тогда отправили 32 тысячи детей, из них 3,5 тысячи – в СССР. После окончания войны в 1939 г. все другие страны вернули их на родину, но тех, кто находился в Союзе, не выпускали до 1950-х гг. Почему испанских детей удерживали в СССР и как им жилось на чужой земле?

Их родители не видели другого выхода – им казалось, что только таким способом они могут спасти жизни свои малышам. Они надеялись, что разлука будет кратковременной, никто не подозревал, что для уехавших в СССР возвращение на родину станет возможным не раньше, чем через 20 лет, а некоторые вообще не вернутся.
В большинстве стран, приютивших испанских детей-эмигрантов, их распределяли по семьям, в СССР для них были созданы дома-интернаты. В 1938 г. открыли 15 детских домов: под Москвой, Ленинградом, в Киеве, Харькове, Херсоне, Одессе и Евпатории. При этом в довоенное время условия содержания детей в таких интернатах были значительно лучше, чем в обычных детских домах – власти заботились о престиже страны. Нормы содержания одного воспитанника были в 2,5-3 раза выше, чем в других интернатах, летом детей со слабым здоровьем вывозили в крымские пионерлагеря, в том числе в «Артек».
Однако адаптироваться испанским детям в советских детдомах было гораздо сложнее, чем в других странах. Большое внимание тут уделялось идеологическому воспитанию, регулярно проводились политбеседы и «семинары по ознакомлению с основой советского строя, с задачами и работой ВКП (б)». Пропаганда работала эффективно – в результате дети писали восторженные письма в СМИ.
В журнале «Интернационал молодежи» за 1938 г. опубликовали письмо Розы Вебредо: «Мы были на Красной площади и видели, как красиво шла Красная Армия, как много шло рабочих, как все приветствовали товарища Сталина. Мы тоже кричали: «Вива, Сталин!». 12-летний Франциско Молина признавался: «Только в СССР я попал в школу: мой отец, крестьянин, не мог платить за учение. Я не знаю, как благодарить советский народ за то, что мне дали возможность учиться! Мне хочется передать спасибо дорогому товарищу Сталину, которого я очень люблю».
В 1939 г. Гражданская война в Испании закончилась, и большинство детей вернулись из других стран на родину. Но советское руководство заявило, что «не отдаст детей в руки хищного франкистского режима». Права выбора у испанцев не было, им отказали в возможности выехать из СССР, объяснив это тем, что на родине их ждут репрессии со стороны правящего режима генерала Франко. В том же году многие испанские учителя были объявлены социально опасными, обвинены в троцкизме и арестованы.
В 1941 г. началась Великая Отечественная война, все тяготы которой испанцам пришлось переживать наравне с советскими детьми. Достигших призывного возраста отправляли на фронт. Это объяснялось так: «Испанская молодежь должна находиться в тех же условиях, что и советская. А она, выйдя непосредственно из детских домов, без связи с людьми, остается беспризорной и многие разлагаются… А в армии они все станут закаленными и стойкими… и мы таким образом спасем испанскую молодежь». 207 испанцев погибли во время сражений, еще 215 человек умерли от голода, тифа и туберкулеза.
Во время войны детские дома эвакуировали, детей вывезли на Урал, в Центральную Сибирь и Среднюю Азию. В военных условиях испанским детям, так же, как и советским, приходилось жить впроголодь, в неотапливаемых помещениях. Привыкшие к другому климату, многие дети не выдерживали здешних морозов. Из эвакуации вернулось около 2000 детей. По достижении совершеннолетия многим из них пришлось принять советское гражданство, так как испанцы, проживающие в СССР, должны были каждые 3 месяца являться в милицию и не имели права выезжать за пределы области.
Оставшимся в живых испанцам возможность вернуться на родину представилась только после смерти Сталина, в 1956-1957 гг. Некоторые предпочли остаться в СССР, так как к тому моменту успели обзавестись семьями, некоторых не приняли на родине: режим Франко препятствовал приезду в страну взрослых людей, получивших воспитание при коммунистическом режиме. Всего из 3,5 тысяч вернулись лишь 1,5 тысячи, около тысячи – умерли.